просмотров: 4172Родионов Виталий Григорьевич

Родионов В.Г., ведущий научный сотрудник

Чувашского государственного института гуманитарных наук

 

ЭВОЛЮЦИЯ ЭТНИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ ЧУВАШСКОЙ ТВОРЧЕСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА

Аннотация. Самоидентификация чувашской интеллигенции в начале XX века эволюционировала в тесной связи с реальной жизнью общества. В 1903 году ученики школы И. Яковлева дружно выступили за демократизацию образования, против ее миссионерской и русификаторской деятельности. Их недовольство было направлено и против врагов чувашского языка и культуры. В защиту родного языка стали выступать не только интеллигенция, но и церковнослужители, простые крестьяне. В 1911–1913 гг. чувашская литература интенсивно разрабатывала этнически значимые концепты, составляющие константную основу этнокультурной нации. К числу важнейших факторов динамичного изменения этнической идентификации необходимо включать политическую реальность, высокоразвитую народную культуру, профессиональные искусства и самобытную литературу. Их функциональная значимость определялся наивысшей целью чувашского этноса – обеспечение его полнокровной жизнедеятельности. Начало XX века действительно являлся периодом резкого подъема национального самосознания и активного поиска путей дальнейшего развития чувашского народа. В авангарде рядом с политической элитой стояла национальная творческая интеллигенция.

Ключевые слова: этническая идентификация, чувашская интеллигенция, начало XX века.

 

Проблема самоидентификации чувашской интеллигенции в начале XX в. автором статьи затронута в ряде работ: [7, с. 237 - 253], [8, с. 43 - 47] и др. Целью данной статьи является изучение изменения этнического сознания чувашских писателей и поэтов с 1901 г. по 1917 гг., которое в определенной степени отражено в созданных ими художественных произведениях, а также в их дневниках и мемуарах.

В 1901 г. в творчестве Я. Турхана впервые появляется тема родного языка и его значения в жизни чуваша. В стихотворении «Каçхи чан çапни» (Вечерний звон, 1901) лирический субъект переживает за судьбы чувашского языка, песни и традиционной культуры. Он выступает против официальной русификаторской политики: «Если чувашский язык исчезнет / То какая благодать будет чувашу? / Чувашская песня если исчезнет / То что останется ему петь? / Если обрусится чуваш, / Русские же скажут: / “Был бы чуваш умным, / Он бы [никогда] не русел”. / Неблагодарный русский радовался бы, / Этим свое сердце успокоил бы». Далее мысль лирического героя конкретизируется: если чуваш забудет свою песню, то в чем он найдет утешение? Песня, исполняемая чувашом, выражает его ум и душу, наводит на воспоминания о минувшем и заставляет ему горестно рыдать.

Данное стихотворение отражает настроения чувашской интеллигенции общенационально-центристского направления, к которому принадлежали Н. Никольский и целая плеяда его единомышленников. Борьба за родной язык и народную культуру привела их к противодействию политике просветителей-обрусителей XIX в. (Н. Ильминского, частично и И. Яковлева), хотя они против названных деятелей публично никогда не выступали, как не выступали и против чувашей левого крыла (кроме оценок в личных письмах).

Через год поэт обратился и к социальному концепту çитмен пурăнăç (жизнь бедственная), который достаточно глубоко разработан М. Федоровым еще в 80-е гг. XIX в. (поэма «Леший». 1884). Лирический герой стихотворения «Тырă акакан» (Сеятель, 1902) глубоко переживает за мальцов, которые могут остаться без своего кормильца. Язык обывателей очень зол, они не поймут душу отца, заботящегося о благополучии своих детей. Сеятель вздыхает непроизвольно возникшим возгласом: «Ах, пурнăçăн çитменни!» (Ах, жизнь бедственная!). Данный социальный мотив сближает Я. Турхана с поэтами левого крыла. Но, как известно, социальные проблемы не были чужды и поэтам с центристскими взглядами.

Итак, в поэзии Я. Турхана усиливается интерес к социальной проблематике. Если в переводах он раньше старался избегать этой темы, то в 1902 г. посвятил ей ряд произведений, тем самым показав свою возросшую общественную активность.

«Пииты» СЧУШ шли к чувашской письменной поэзии через открывание себя, через восприятие богатого наследия русской поэтической классики. Хотя многие их стихотворения были в той или иной степени ученическими, но они точно уловили насущные потребности чувашского общества той эпохи. В феврале 1902 г., Г. Комиссаров (Вандер) в свой дневник вносит такую запись: «Наши чуваши во многом изменились. Прежде, как-будто, они не имели чувства достоинства в прямом смысле: чувашин был бесмолвен при оскорблениях сос стороны русских; а теперь нам оскорбительно, когда кто-нибудь из другой нации ударит нас, мы изъявляем свои права. И ученики, вместо того, чтобы кротко переносить все нападки учителей, как бывало прежде, теперь не переносят этого, а сейчас предъявляют свободу и оставляют школьные скамейки»[2, с. 457]. Главной и объединяющей чертой поэзии «пиитов» данного периода является их недовольство школой и учителями из СЧУШ. Например, однокашник Г.Комиссарова Р. Иванов выступил в «Казанской газете» со статьей против яковлевского литературного языка, тем самым желая расшатать авторитет инспектора СЧУШ. По воспоминаниям первого, 21 апреля 1903 г. их класс написал сочинение на тему «Что дала мне СЧУШ?». Выпускник И. Карапулов написал свою творческую работу в форме негодующей сатиры на преподавателей истории, географии и сельского хозяйства И. Карапулова хотели исключить из школы В. Никифоров и Турченко, но за него заступились законоучитель Лебяжьев и молодые учителя (2, с. 467).

«Сегодняшняя тема заставила меня заняться анализом своего образования в Чувашской школе, – занес в свой дневник Г. Комиссаров (Вандер) впечатления, полученные от выпускного письменного экзамена по русскому языку. – Но можно ли это воспитание назвать благородным и добросовестным? Вообще, школа не сделала для нас того, что должна и могла сделать. Напротив, на каждом шагу почти встречаешь сопротивление свободному развитию. Всеобщая история, логика и педагогика с бесполезным зубрением много повредило развитию… Кто, например, старался о развитии стремления к поэзии и вообще к идеалам? Вздумали представлять «Женитьбу» [Гоголя], встретили отпор и только с большим трудом получили разрешение. Но будет довольно и этого. Досадно то, что ты хочешь любить школу, а у тебя отнимают эту любовь. Да, грустно жить на этом свете!»[2, с. 469].

Недовольство учеников-выпускников школой и некоторыми консервативными учителями заставило Г. Коренькова написать в довольно саркастическом духе стихотворение «Ĕмĕр сана манас çук…» (Ввек тебя не забыть, 1903) Датировку стихотворения позволяют уточнить следующие строки Г. Комиссарова (Вандера): «Он еще писал одно довольно большое стихотворение, посвященное инспектору школы Ивану Яковлевичу»[2, с. 377]. В воспоминаниях эмигранта С. Николаева читаем: «Когда я был во втором классе, мне пришлось испытать на своих ушах цепкость и силу пальцев нашего инспектора. В пылу гнева и раздражения … он не раз пускал в ход свою тросточку, и бывали случаи полома ее об спину потерпевшего» [4, с. 73]. В нем поэт описывает факты избиения инспектором его и других озорников СЧУШ. А когда грозный «воевода» школы поскользнулся на льду и упал, никто из учеников не поспешил на помощь. Читаем дальше: «Как же тебя забыть, / Как из памяти выбросить! / Денег надо накопить, / Себе на мясные щи, / А для нашего желудка / Гнилых огурцов поискать, / «Хороших» педагогов / Приводил ты [в школу], // Старых дьячков / Приглашал пить вино. / Там Калӳсĕ и Илявар, / Плешивый и Свиновар, / И «Солнышко», и Кучер, / И «Турецкий» тоже там». (Из дневника Г. Комиссарова (Вандера) можно вычислить следующих преподавателей, которыми были недовольны ученики СЧУШ: В. Никифоров, Турченко, Д. Кочуров. Первый имел прозвище «Мамай», второй «Скотинин» и «Свиновар», а третий «Кучер» и «Извозчик».) Лирический герой жалуется на учителей, которые не дали ученикам «ума ни на копейку». Здесь выражено желание выпускников получить более глубокое образование, чем получали его в СЧУШ.

В свой дневник Г. Комиссаров (Вандер) 20 апреля 1903 г. внес такую запись: «Наши сочинения взяты к Кочурову, сочинения оканчивающих курс подвергаются поправке того, который сам знает гораздо меньше воспитанников, и который слывет за человека-эгоиста, преследующего только свои цели и старающего уронить С.Я. Князева в глазах Ивана Яковлевича» [2, с. 467].

Далее выпускник погружается в общее размышление: «Ну, может ли человеческое чувство, человеческая душа снести такое тиранство, такие насмешки насильников, которые считаются воспитателями, педагогами, желают, чтобы воспитанники любили их школу, а между тем думают играть на воспитанниках, как на флейтах, подавляют все благородные чувства и стремления и тираническими действиями выводят их из терпения».

Итак, «пииты» дружно выступили против порядков СЧУШ и ее миссионерской и русификаторской деятельности. Требования «пиитов» и их сокурсников демократизировать школьное образование сводились к следующим пунктам: 1. Родной язык в школе должен оставаться главным орудием развития учащихся. 2. Из букваря следует убрать излишние слова и выражения религиозного и монархического содержания. 3. Обогатить литературный язык богатством других диалектов (верхового и средненизового). 4. В школах разучивать лучшие чувашские и русские народные песни.

Следующей общей темой и проблемой «пиитов» была борьба против отрицателей чувашской культуры, когда, открывая полемику в «Казанской газете», шовинист Н. Мельников вызывающе заявил, что-де «чувашской культуры не бывало и не будет» (13 апреля, № 15). А Г. Комиссаров (Вандер), будто предвидя подобные заявления, еще в начале 1903 г. сочинил стихотворение «Чăваш» (Чуваш), в котором имеются такие строки: «Я верю: чуваш / Умом выдвинется вперед, Совершенствуя мастерство, / Догонит он других». В стихотворении показаны положительные качества народа: трудолюбие и оптимизм, стремлениям к знанию, умения и мастерство. Лирический герой выражает надежду на улучшение жизни чувашей, что позволит им догнать в плане культуры развитые народы.

1905–1906 гг. вошли в историю чувашской общественной мысли прежде всего двумя значительными событиями: изданием первой чувашской газеты («Хыпар») и созданием общенациональной общественной организации «Союз чувашских учителей (СЧУ). Хотя идея основания чувашской периодической печати была мечта передовой молодежи еще в конце XIX в. (И. Юркин пытался издать национальную газету «Пулхăр» (Булгар. 1899 г.), она воплотилась в жизнь лишь после оглашения царского манифеста от 17 октября 1905 г. Все хлопоты по организации и изданию еженедельной газеты «Хыпар» (Вести) взял на себя Н. Никольский, молодой лидер национальной интеллигенции начала XX в. Его идея создания новой национальной культуры на основе этнических концептов и констант, а также наличие целого комплекса научного инструментария ученого, направленного на аргументацию в пользу использования в церквах и школах чувашского языка, способствовали формированию новых конструктов чувашского сознания. Иными словами, научные мысли В. Магницкого и его достойного ученика постепенно становились национальными ценностями и легли в основу нового общественного сознания чувашского народа. Так зарождалось общенациональное движение за сохранение и развитие чувашской этнокультурной нации. В нем периодическая печать выполняла объединяющую роль центра и имела большие центростремительные силы. Газета являлась более оперативной и демократичной формой управления общенациональным движением, чем авторитарная должность инспектора чувашских школ. Недовольство чувашских пассионариев порядками в СЧУШ и поведением ее инспектора частично было погашено и направлено против врагов чувашского языка и культуры. В защиту родного языка стали выступать не только интеллигенция и церковнослужители, но и, что весьма показательно, представители чувашского крестьянства.

Главной целью редактора являлось, как он вспоминал потом, объединение разновекторных сил народа для создания и развития единой общенациональной культуры на базе чувашского языка и синтеза в ней традиционного и православно-христианского начал. Программа редактора была поддержана братьями Турханами, тройкой «пиитов», И. Юркиным и другими творческими деятелями.

Раскол в редакции «Хыпара» произошел в мае 1906 г., когда сотрудники из бывших учеников СЧУШ, исключенных из школы за революционную деятельность, пытались изменить курс газеты путем публикации материалов по политическим и социально-экономическим проблемам. Вскоре на съезде чувашской интеллигенции было принято решение о передаче «Хыпара» в ведение СЧУ, о назначении нового редактора (С. Игнатьева). Началась вторая жизнь газеты, которая постепенно затухла к концу мая 1907 г.

Итак, 1905 – 1906 гг. для чувашской творческой интеллигенции были не только временем богатым общественно-политическими событиями, но и периодом размежевания по отдельным группам и выбора писателями своих жизненных позиций. Так, основная часть чувашских поэтов, в том числе и «пииты», поддерживала программу «Хыпара» Н. Никольского и активно сотрудничала с его редакцией. Цели братьев Турханов, просветителя и священника Д. Филимонова и др. были схожими объединение молодой интеллигенции, в том числе и членов СЧУ, с чувашскими священниками в пользу общенационального развития. Такую политику вел и Н. Никольский, новоявленный лидер интеллигенции. Но большинство членов СЧУ, в том числе редактор газеты «Хыпар» С. Игнатьев, одновременно выступали против политических устоев в России (с позиции эсеров) и критиковали чувашских священников как приспешников власти и церкви. Борьба «на два фронта» оказалась для них непосильным трудом: газета закрылась из-за финансовых затруднений и ареста сотрудников редакции. Итак, к 1906 г. для чувашских писателей идея сохранения чувашского этноса, развития его многофункционального языка и культуры стала общенациональной. Чувашская общественная мысль двигалась в том же направлении и темпе, что и общественное сознание татарской нации начала XX в.

В творчестве «пиитов» своеобразно разрабатывается концепт «свой – чужой», главным образом, созданием образа народа-соперника, каким для чувашей в начале XX в. были татарский и русский этносы. В поэме-сказке «Чăвашпа тутар» (Чуваш и татарин, 1905) Г. Кореньков в шутливой форме передает содержание общенациональной присказки: «Кто насмехается над чувашом, к тому самому пристанет» (Чăвашран кулаканнин хăйĕн кутне çыпăçнă тет). Смекалистый чуваш постоянно одерживает верх над своим приятелем татарином. Вывод автора таков: чуваш на первый взгляд вроде смирный, но тем, кто над ним захочет потешаться, маху не даст.

В ноябре 1905 г., когда был создан Союз учителей Ядринского уезда на правах филиала Всероссийского союза учителей, Г. Комиссаров (Вандер) сочинил «Учительскую марсельезу» с таким припевом: «Вставай, поднимайся, учитель, / Иди на борьбу за рабочий народ! / Пусть сдается народу мучитель! / Вперед, вперед, вперед, вперед, вперед!». из дневниковых записей поэта можно узнать, что учителя в те дни выступали против жесткого контроля инспекторов, а также против сельских священников и жандармов как преданных властям сыщиков и фиксалей. Лирический герой стихотворения рассуждает так же: «Опекает нас всякий, кто может: / И инспектор, и поп, и жандарм. / Через нас воспитать барин хочет / Обитателей серых казарм». Поэт призывает мужиков собраться под красным стягом: «И увидят враги исполина. / Затрепещут тогда их сердца. / И сразится с ним рать властелина, / Но кто сможет сломить силача!..»

Итак, в 1905–1906 гг. Г. Кореньков и Г. Комиссаров (Вандер) активнее стали развивать мотивы свободы и социальной борьбы, прославлять народ и защищать его интересы. В стихотворении «Товарищу» (1906) последний открыто заявляет, что «счастье – в служенье народу, в борьбе, в правде». В то же время Р. Иванов окончательно отходит от первых двух «пиитов» в сторону «черносотенцев», а также от О. Романова, который не принимал чувашскую народную культуру. Даже Т. Кириллов отстранился от них, был ближе к центру (он понимал значение родного языка и традиционной культуры в новой чувашской жизни). «Хыпар» Н. Никольского объединял и тех, кто стоял левее от О. Романова, и радикальных хыпаровцев СЧУ (М. Акимова, Т. Тайыра и др.). В данный период произошло ускоренное смещение основных концептов, мотивов и тем в стихотворных произведениях в сторону социального и национального содержания. При этом татарская поэзия в лице Г. Тукая активно разрабатывала общенациональную проблематику, чувашская же поэзия оказалась подверженной общероссийским социально-политическим настроениям в ущерб общечувашскому движению. Все это сказалось на динамике и специфике развития национальных литератур последующих периодов.

Главными этническими концептами и мотивами в поэзии становятся родной язык (как основа новой культуры, печати), поэт (как лидер, певец и защитник нации), образы народов-соперников и др. Новые переводы радикально-левых поэтов способствовали созданию революционных образов и символов, а также частичному утверждению чувашской силлабо-тоники. Переводы умеренно-левых поэтов осуществлялись главным образом на основе традиционной (силлабической) метрики. Синтетическое мышление национальных творцов значительно сократило время их становления, оно усиленно направляло поэтов по пути национального своеобразия и творческой уникальности, а также высокого художественного мастерства.

К 1907 г. в «Хыпаре» выделились два основных течения: общенационально-центристское и радикально левое. В составе первого находились и умеренно левые поэты, которые никогда не забывали о насущных проблемах родной нации. Вторые мыслили категориями социально-классовых учений и не признавали общенациональных интересов. Данная особенность наглядно отразилась и при переводе «Крестьянской марсельезы» на чувашский язык, который Т. Тайыр значительно изменил (усилил и конкретизировал его в духе программы эсеров): «За землю, свободу, за насущный хлеб / Пойдем все сражаться с врагом. / За то, что издеваются над нами, / Соберемся с ними воевать». Здесь обнаруживается чисто классовый подход переводчика.

«Крестьянскую марсельезу» переводил и ученик 1 класса СЧУШ К. Иванов (Кашкыр), когда их класс готовился выступить с протестом против преподавателя-шовиниста Д.И. Кочурова Исследователи полагают, что перевод был сделан не ранее 10 и не позднее 25 октября 1906 г.[1, с. 364]. В его переводе социально-классовый призыв заменен национально-этническим: «Вставайте, подымайтесь, чувашские люди [т.е. народ]! / Начинай воевать, люд голодный! / Народ пусть обиду свою превратит в ярость! / Вперед, вперед, вперед!»

Радикально-левые хыпаровцы открыто писали, что черный люд (хура халăх) не спасет ни царь, ни сам Бог (патша та, Турă та çăлăнăç кӳмĕ). Т. Тайыр призывал крестьян к смертельной схватке: «Давайте, родные, без страха / За землю свою постоим, / За нее в бою погибнем». Оправдали ли себя обращения поэтов к мирным крестьянам с призывами брать в руки оружие? Тем более в 1907 г., когда кровавая реакция уже торжествовала и добивала последних свободолюбивых революционеров? Прав был Д. Филимонов, который просил молодых чувашских социалистов не экспериментировать свои революционные учения на таком малочисленном народе, как чувашский, и не подталкивать его к кровавой катастрофе. Фактически предсказание последовательного ученика И. Яковлева сбылось: вскоре редакцию газеты разгромили, а радикально-левых сотрудников, в том числе и Т. Тайыра, отправили в Сибирь.

Существует и другая правда. Она заключается в том, что накопленный опыт и практика национально-политической самоорганизации чувашской революционной интеллигенции 1905–1907 гг. были успешно применены в 1917–1918 гг., что придало чувашскому национально-освободительному движению невиданную до того времени динамику и весьма высокую сплоченность и организованность. Создание Н. Никольским в 1917 г. «Общества мелких народностей Поволжья» и развитая разветвленная сеть филиалов «Чувашского национального общества», участие в выборах в Учредительное собрание отдельным списком придали чувашскому национальному движению роль третьей (наряду с русскими и татарами) силы, притягивающей к себе прежде всего «другие малые нации – мари, удмуртов, мордву [3, с. 371].

Следующим событием, несомненно повлиявшим на творчество К. Иванова (Кашкыра), является его активное участие в петиции, поданной учащимися I класса инспектору СЧУШ 10 января 1907 г. Воспитанники-чуваши данного класса потребовали от инспектора увольнения учителя русского языка и заведующего столярной мастерской Д.И. Кочурова по причине «презренного отношения к чувашам» и «неаккуратного отношения к урокам»[1, с. 322 - 323].3(16) марта 1907 г. поэт принимает активное участие в волнениях: ученики СЧУШ отказались от занятий, пели революционные песни, а некоторые из них пытались вывесить на здание школы красный флаг. Через два дня они подали вторую петицию с объявлением бойкота учителю-шовинисту, под ней подписались и воспитанники русского происхождения. 8 марта 1907 г. весь первый класс был отчислен из СЧУШ, и К. Иванов возвращается в отчий дом.

Так завершился кратковременный национально-политический порыв воспитанников СЧУШ. Не случайно он совпал с периодом издания газеты Союза чувашских учителей и активного действия чувашских социалистов-революционеров. Личностные качества К. Иванова (Кашкыра), как и его однокашника-поэта Н. Шубоссинни, сформировались именно в пору подъема и резкого слома чувашского национального и общественно-политического движения и в дальнейшем определяли творческое кредо и художественные установки этих поэтов.

Поэты Симбирского созвездия наиболее чутко и болезненно восприняли вызовы действительности 1910-х гг., они угнетены средой и томятся, стремясь то в родной край и к любимой девушке, то мечтают идти по пути к национальному объединению, развития искусств и наук. Они возвышаются от других своим универсализмом и профессионализмом, умением ставить национальные идеи выше, чем свои индивидуально-эгоистические, в том числе и плотские потребности.

В этом плане к ним ближе стояли Г. Комиссаров (Вандер) и Э. Турхан. Первый продолжил традиции К. Иванова (Кашкыра) и Н. Шубоссинни в изображении интеллигента-мещанина с черствой душой и корыстными идеями. Его лирический герой полагает, что счастье не падает с неба, за него следует бороться, в том числе и народное счастье. Второй поэт, бывший семинарист, развивал мотив родного дома, концепты «чувашский народ» и «родной язык»: «Живя в чужбине, в доме чужом / Вспоминаю родной народ, плачу. / Пылающим сердцем в городе чужом / Чувашский народ любя, добра желаю» («Ютри пурăнăç» – Жизнь в чужбине, 1913).

В 1911–1913 гг. чувашская поэзия обрела свое новое дыхание, развиваясь во всех разновидностях лирики и лиро-эпики. При этом она интенсивно разрабатывала этнически значимые концепты, составляющие константную основу этнокультурной нации. Наличие нескольких литературных сообществ позволило механизмам движущей силы работать интенсивнее и обрести в поэзии определенную динамику.

Бывшие выпускники Казанской учительской семинарии в поэзии всегда стояли ближе к поэтам-переводчикам СЧУШ и деятелям Симбирского созвездия. Универсализмом отличался Э. Турхан: хорошо рисовал, играл на скрипке, владел многими языками, сочинял стихотворения, имел артистические данные. В стихотворении «Юлашки юррăм» (Лебединая песня, 1915) поэт поднимает тему родного народа: «Родной мой народ! Настал час – умираю! / Расстаюсь я с родиной навсегда: / Последний раз, любя, благословляю. / Перед смертью в устах одно имя – чуваш!». Стихотворение звучит как реквием, а в конце лирический герой выражает свое сокровенное желание: «Любящих тебя людей не забудь: / В чужбине, как я, умирать не давай. / Песни мои ты с любовью читай, / Умираю, народ мой, ты навеки живи!». Э. Турхан весьма часто прибегал к концепту «чужбина» («чужой край»), который в единстве с концептом «родной народ» синтезировал новый образ патриота своего народа, скучающего по малой родине («Ачам тăпри çинче» – На могиле ребенка, 1915; «Ют çĕрте» – На чужбине, 1915; «Аттемпе аннене» – Отцу и матери, 1916; «Шухăшăма» – Думе моей, 1917). В последнем стихотворении Э. Турхан вспоминает своих предков, терпевших от разных народов бесконечные унижения и гонения. К этому времени он написал и опубликовал в газете «Хыпар» исторический очерк «Чăваш историйĕ» (История чувашского народа, 1915–1917), в котором осветил деяния гуннов и их вождя Аттилы, историю волжских булгар и Казанского ханства. Он создал новую историю будущей чувашской политической нации.

Своей антиправославной крайностью И. Тыхти сопоставим с деятельностью тюрлеминца Г. Коренькова и его единомышленников. А Э. Турхан ратовал за создание христианской коммуны без епископов и других высших церковных должностей. По его мнению, последние всегда выступали против национального движения нерусских народов. Духовная энергия поэта направлена не на конфессиональное и социальное разделение народа, а на национальное объединение во имя свободного развития культуры и языков. С данной центростремительной позиции выступал и Г. Комиссаров (Вандер). Таким образом, внутри Уфимского созвездия обнаружились две тенденции: И. Тыхти и некоторые другие деятели возвышали народную культуру, противопоставляя ей культуру христианско-миссионерскую. Г. Комиссаров (Вандер) и Э. Турхан считали, что в основе новой культуры чувашей достойное место должны занимать как фольклорно-народное, так и христианско-европейское начала. Последнее должно способствовать интенсивному развитию чувашской политической нации со своей богатой историей и уникальной культурой. В поэзии Э. Турхана это отразилось и на уровне поэтики и стихосложения: поэт активно внедрял в чувашский стих русско-европейскую силлабо-тонику, переводил революционные гимны, произведения западно-европейских писателей. Его усердными учениками в дальнейшем стали А. Милли и М. Сеспель, основные фигуры чувашской поэзии и культуры пореволюционного времени.

Новой победой сторонников народной культуры явилось решение Академии наук России об издании текстов чувашского фольклора, собранных Ив. Юркиным (1916). К сожалению, проект издания данного многотомного свода чувашского фольклора не осуществился из-за событий 1917 г. Не состоялось и издание Библии на чувашском языке в переводе учеников и учителей СЧУШ под общим руководством И.Я. Яковлева. Эти грандиозные проекты убеждают в том, что чувашское литературно-творческое сообщество в дихотомном режиме делало большие творческие шаги в сторону подготовки культурно-идеологической базы интенсивно развивающейся в те годы этнокультурной нации. Этнос внутренне созревал и готовился перейти к следующей фазе своего развития – этнополитической нации.

Летом 1917 г. лидер чувашского национально-освободительного движения в Уфимской губернии Г. Комиссаров (Вандер) сочинил общественно-философский трактат «Чăваш халăхĕ малалла кайĕ-ши, каймĕ-ши?» (Может ли чувашский народ иметь свое будущее?). Эпиграфом послужили такие слова-заповеди: «Учитесь, просвещайтесь! Читайте книги! Учитесь добру! Работайте сообща! Стремитесь вперед! Старайтесь за свой народ! Не запятнайте его имя!».

К числу важнейших факторов динамичного развития чувашского этноса автор трактата включил высокоразвитую народную культуру, профессиональные искусства и самобытную литературу. Их функциональная значимость определяется наивысшей целью чувашского сообщества – обеспечение полнокровной жизнедеятельности чувашского социума на дальнюю перспективу. Идеальная картина чувашского будущего для Г. Комиссарова такова: родной народ в обновленной России будет равноправным, его лучшие сыны будут творить законы в интересах чувашей на заседаниях Всероссийского Учредительного собрания, чувашами будут управлять их же соплеменники, суды и деловая переписка будут вестись на чувашском языке, расцветет Чувашский центральный банк, будут функционировать Центральное правление (правительство), издательства, газеты и журналы, типографии, библиотеки, отдельные дома для собраний, школы и другие учебные заведения, национальные театры. Чуваши дополнительно получат землю, разбросанные по России чуваши соберутся на одной территории и будут трудиться во имя своего будущего. Из народа выйдут великие поэты и прозаики, будут свои композиторы, исполнители музыкальных произведений, мастера книжной графики, ораторы. Чуваши объединятся в различные кооперативы, за деятельностью чувашских приходов будет следить отдельный чувашский архиерей. «Çав ӳлĕмренхи пурăнăç чăнах та илемлĕ пулĕ. Вара чăваш хушшинче те рай пулĕ» (Та будущая жизнь в действительности будет красивой. Тогда и среди чувашей будет рай) [6, с. 148].

Идея создания земного рая, райской жизни в будущем призывала к деятельности и чувашских социалистов, но, в отличие от них, чувашский философ и религиозный деятель (он был членом поместного Всероссийского Собора, избранного на съезде малочисленных народов Поволжья) одинаково принимал и народную культуру с ее дохристианскими ценностями, и православную культуру с отрицанием ее эсхатологической идеи о конце мира. Эстетика Г. Комиссарова (Вантера) опиралась на общечеловеческие, гуманистические ценности, выработанные разными религиозно-философскими и литературно-эстетическими системами всего человечества.

Поиск культурной идентичности привел писателей к устному поэтическому творчеству как основе национальной образной экспрессии. Процессу универсализации и глобализации могут противостоять национальные художественные традиции, уходящие своими корнями в героические тюрко-булгарские эпохи. Поэтому логическим продолжением трактата явилось историческое исследование лидера Уфимского национального общества «История чувашского народа», в которой он легимитировал героическое прошлое чувашей и показал, что им идея государственности была не чужда и в средние века.

В 1917-1918 гг. символом чувашской художественной литературы заслуженно стал гениальный поэт К. Иванов (Кашкыр), его родина и могила постепенно обрели значение национальных священных мест для всех чувашей, а произведения начали весьма часто переиздавать, ставить на сценах театров. Со временем поэт, подобно У. Шекспиру, А. Пушкину и Г. Тукаю, превратился в главный символ своей нации. Соответственно, на творчество чувашского гения, подобно компасу, ориентировалась философско-эстетическая и литературно-критическая мысль родного народа.

После освобождения Казани от белочехов чувашские левые социалисты решили вступить в коммунистическую партию, в результате такого «ренегатства» был создан Чувашский коммунистический комитет. Редактором газеты «Канаш-2» стал Д.С. Эльмень, одновременно явившийся руководителем Чувашского отдела при Наркоме по делам национальностей. Направление обновленного «Канаша» определено в статье самого редактора «Хусан. 5. 10.»: «"Канаш" не убаюкивает чувашскую бедноту лживыми призывами типа "все чуваши, объединяйтесь". Разбудив рабочих и бедных крестьян, "Канаш" зовет их на борьбу с богатеями, попами, помещиками, кулаками, мы еще раньше говорили, что невозможно объединение всех чувашей. По-нашему, нет в мире русских, чувашей, татар и марийцев. Род человеческий делится лишь на две части – на богатых и бедных».

В день «ренегатства» (28 сентября 1918 г.) бывшие эсеры и «новоиспеченные» коммунисты издали приказ №1, в котором объявили врагами народа всех членов правления Чувашского национального общества. В результате в чувашском национальном движении произошел окончательный раскол, в котором повинны не только левые социалисты, но и правые (они первыми примкнули к Народной армии Комуча). Политико-идеологический раскол привел к расколу в плане религиозно-философского сознания интеллигенции и литературно-эстетических установок писателей. Первые отвергли всю религиозно-просветительскую литературу, в том числе и полувековую деятельность И. Яковлева, опирались на идею ненависти (классовой, духовно-религиозной и др.), философию принуждения и разрушения старого «до основания», противопоставление нового со старым и т.д. Вторые высоко ценили деятельность И. Яковлева, приглашали его на заседание Комуча в Самару, опирались на идею примирения разных слоев путем демократизации общества, философию свободы выбора и созидания, теорию эволюционного развития и т.д.

В этой связи весьма интересны некоторые фрагменты из тюремных писем Г. Алюнова, лидера чувашского национально-освободительного движения. Из этих действительно золотых крупинок можно воссоздать образ не поступившегося принципами чувашского социалиста-революционера. Во-первых, Г. Алюнов одинаково уважал христианские обряды и чувашскую народную религию, любил фольклор и литературную классику. Во-вторых, для узника были чужды идеи классовой борьбы, он возвышал родную нацию, глубоко переживал за ее будущее. В третьих, он обвинял “комиссародержавие” за насилие и обман, мечтал о восстановлении заветов народовольцев (опора на культуру и цивилизацию, демократическую общественность и т.д.). Примерно такие же взгляды сохранились и у другого чувашского учредиловца – С. Николаева, который, в отличие от первого, всегда был глубоко верующим христианином, частично и мистиком...

Основным центром консолидации чувашских творческих сил в 1917 г. стал г. Казань, где находилась редакция газеты «Хыпар», а с осени и правление ЧНО. К ответственному редактору чувашского периодического издания А. Милли, как к поэту, тянулась пишущая молодежь: С. Эльгер, М. Сеспель, М. Акимов-Аруй и др. Все они видели в нем нового лидера национального движения и талантливого поэта, способного объединить творческую интеллигенцию во имя создания и расцвета новой культуры этнополитической нации. В «Хыпаре» свои первые публицистические материалы (статьи, корреспонденции) опубликовали С. Эльгер и М. Сеспель, а М. Акимов-Аруй, став переводчиком газеты, начал участвовать в репетициях чувашской театральной труппы (они проводились в помещении редакции же), сочинил и опубликовал свою первую пьесу-сценку «Ăратнепе» (С родней).

Другим очагом чувашской культуры и науки с октября 1917 г. стал Северо-Восточный археологический и этнографический институт (СВАЭИ), в котором преподавателями работали самые яркие деятели Казанского созвездия Н. Ашмарин и Н. Никольский. Не без их влияния и помощи слушателями СВАЭИ стали чувашские писатели И. Тыхти, Ф. Павлов, Г. Тал-Мырза, которые еще раньше серьезно интересовались чувашской историей и этнографией. Свеобразным связующим звеном между хыпаровцами, артистами-драматургами и студентами СВАЭИ были члены «Союза увечных воинов» Т. Абрамов, С. Эльгер и Г. Тал-Мырза, подружившиеся между собой на почве большой любви к родной поэзии. В патронате вышеназванного Союза, где последний проживал в отдельной комнате, постоянно проходили теоретические дискуссии и поэтические чтения новых стихотворений и поэм, обсуждения свежих драматических переводов. 1917-1918 гг. в Казани была создана мощная общенациональная творческая лаборатория поэтов и драматургов. В условиях резкого подъема национального самосознания и получения исторического и научного образования в СВАЭИ поэты и композиторы (Ф. Павлов) обратились к такому синтетическому жанру, как опера. Именно с целью создания таких монументальных произведений Г. Тал-Мырзой были сочинены исторические трагедии «Сильби – булгарская дочь», «Аттила», поэмы «Архай-хан» и «Мырзабай».

Итак, весь анализированный материал показывает, что начало XX в. действительно являлся периодом резкого подъема национального самосознания и активного поиска путей дальнейшего развития чувашского народа. В авангарде рядом с политической элитой стояла национальная творческая интеллигенция.

 

Литература

1. Иванов К. Собр. соч. Второе, доп. изд. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1990.

2. Комиссаров Г.И. О чувашах. Исследования. Воспоминания. Дневники, письма / Сост. и примеч. В.Г. Родионова. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 2003. 528 с.

3. Леонтьев А.П. «Хыпар»: минувшее и настоящее. Факты. События. Судьбы. Чебоксары: Изд. Дом «Хыпар», 2011. 640 с.

4. Николаев С. Воспоминания // ЛИК. – 2006. № 3. С. 73.

5. Никольский Н.В. «Хыпар» – 1906–1907 çулсенчи эрнере пĕрре тухса тăнă чăваш хаçачĕ // Хыпарçăсем. Шупашкар: Чăваш АССР гос-во изд-ви, 1961. С. 240–254.

6. Родионов В.Г., Федоров Г.И., Мышкина А.Ф. и др. История чувашской литературы XX века. Часть 1 ( 1900 – 1955 годы): коллективная монография. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2015. – 431 с.

7. Родионов В.Г. Чувашский этнос: исследования по этнологии и мифопоэтике. Чебоксары: ЧГИГН, 2017. – 324 с.

8. Родионов В.Г. Чувашское и сравнительное литературоведение: теория и практика. Чебоксары: ЧГИГН, 2017. - 92 с.